Настроение у тридцатилетнего бортмеханика Петра Войтенко с самого утра было плохое, можно сказать, что настроения не было совсем. Накануне он поругался со своим непосредственным начальником Волковым и никак не мог успокоиться. Поводом послужил очередной отпуск Войтенко, вернее, его перенос на более поздний срок.

— Завтра летишь в Киев, — приказал ему строгий Волков.

— Я же с завтрашнего дня в отпуске… — закономерно возмутился Петя.

— Лететь больше некому!

— А Надюк где?

— Запил.

Железобетонный аргумент подействовал немедленно. Войтенко прибыл на родной аэродром, но в душе продолжал возмущаться:

— Я же к деду Игнату должен был ехать!.. Целый год обещал помочь по хозяйству. У него же кроме меня внуков нет, а лет уже под девяносто!

Такие мысли не мешали ему сноровисто выполнять привычную работу. Он подождал, пока на борт поднялись военные пассажиры, и закрыл дверь. Взлетели. Стало привычно закладывать уши. Земля, сначала ещё иногда мелькавшая в разрывах облаков, окончательно скрылась в серой пелене.

— Как раз над дедовским хутором пролетать будем… — подумал он вдруг.

После взлёта настроение у него начало подниматься, Пётр любил полёты. Только какой-то дребезжащий звук немного раздражал его. Наконец, Ан-26, натужно ревя движками, забрался на свой эшелон.

— Надо доложить о постороннем звуке! — решил он и приоткрыл дверь в кабину экипажа.

Войтенко засунул туда свою светлую голову.

— Слыхали, — не обращаясь ни к кому конкретно, сказал он, — как при взлёте снаружи что-то стучало!?

Автопилот был уже включён, поэтому все, кроме пожилого штурмана, одновременно посмотрели сначала на Петю, а потом на борттехника Комарова. Майор Комаров внимательно и спокойно посмотрел на приборную доску, повернулся к Войтенко и скептически спросил:

— И где это у тебя стучало?

— Да не у меня, — обиделся Пётр, — а справа внизу. При разбеге так

гремело, что даже пехота волноваться стала.

Так они называли своих пассажиров, командующего округом и его свиту, которые уже пили в салоне успокоительный чай.

— Сейчас уже не стучит?! — спросил кто-то.

— Нет.

— Похоже, что на тормозном диске колодку оборвало… — предположил командир воздушного судна.

— Ничего страшного. В Киеве при посадке послушаем, пощупаем, понюхаем! — подытожил Комаров, и, давая понять, что тема закрыта, без

паузы продолжил: — Кстати, Петруха, а почему мы до сих пор чай не

пьём?!

Войтенко фактически исполнял в полете обязанности стюардессы, поэтому быстро организовал приём традиционного славянского успокоительного зелья.

— Вот это дело! — довольно крякнул штурман Величко после ста грамм.

Лететь всем стало значительно веселее, и народ потянуло на мужские разговоры.

— Дело было в бомбардировочном полку, расквартированном под Донецком, — начал историю Величко. — На вооружении нашего полка стояли самолёты, обладавшие интересным свойством. Если при посадке остаток топлива был меньше, скажем, одной тонны, то после окончания пробега самолёт заваливался на хвост из-за особенностей центровки. Поэтому во время полётов остаток топлива контролировали очень тщательно.

Петя налил всем ещё по одной, и бывалый штурман продолжил:

— И вот, идут полёты. Руководитель посадки Сохин управляет очередностью посадки — у кого остаток меньше, садится первым, у кого побольше — загоняют в зону ожидания. Каждый подходящий борт называет номер и остаток топлива. Вдруг в эфире звучит чужой номер. Сохин на автомате велел: «Доложите остаток!» Чужой ответил с некоторым удивлением: «Полтонны…» На КП возникает нехорошая тишина. Все понимают, что для «бомбёра», турбины которого жрут керосин, как бегемот веники, полтонны «на одну затяжку». Руководитель тревожно: «Доложите положение шасси!» Чужой отчётливо весело ответил: «Шасси не убираются и не выпускаются!» Начинается аврал. Срочно расчищается коридор, медики и пожарные прыгают по тачанкам и несутся к предполагаемому месту катастрофы. Напряжённое ожидание. И вдруг над полосой показывается «кукурузник» Ан-2 с раскоряченным шасси, которое убрать можно только отпилив, а ёмкость топливных баков никогда не была больше семисот литров.

Весь экипаж самолёта как по команде громко засмеялся, только Войтенко растерянно спросил:

— А что он делал на военном аэродроме?

— Этот урод перепутал аэродромы и, уж заодно, решил пошутить. — Пояснил штурман. — После посадки экипаж ловили всем расчётом боевого управления.

После рассказа бортмеханик отправился готовиться к посадке, но какая-то неясная мысль не давала Петру покоя. Чем ближе подлетали они к Киеву, тем сильнее ему казалось, что в самолёте что-то не так. Однако за кофейно-чайными заботами было не до этого. И только когда до посадки осталось несколько минут, он понял, в чём дело.

— На привычном месте у дверей нет входной стремянки! — догадался Войтенко.

Он внимательно осмотрелся вокруг, но столь нужного для выхода приспособления нигде не было видно.

— Спрятали!.. Ну, подкольщики хреновы! — зло подумал Петя и рванул в

кабину экипажа.

— Отдайте стремянку, гады, посадка скоро! — раздражённо крикнул он.

Но только он закончил свою фразу, как понял — спрятать-то стремянку в

небольшом Ан-26 просто некуда!

— Какую стремянку?! — повернувшись, удивленно спросил Величко, но увидел только спину удаляющегося механика.

Позаглядывав в маленький иллюминатор входных дверей и, не увидев там ничего, кроме облаков, Войтенко виновато поплёлся назад.

— Петя! Твою… Мать! — раздельно сказал уже догадавшийся о случившемся Комаров.

И, на удивлённый взгляд командира, торопливо пояснил:

— Мы с неубранной стремянкой во Львове взлетели, командир. Она зацепилась за дверь и при взлёте гремела…

Они немного погалдели, обсуждая разгильдяйство Войтенко и командир самолёта сказал:

— Не смертельно, с кем не бывает… Послушайте лучше смешную историю. Когда-то давно я служил бортстрелком — радистом на Ту-16. И был у нас в части противный и желчный замполит, очень любивший контролировать всякое технической оборудование на предмет работоспособности, но сам нихрена в нём не смыслил. Так вот, был у нас в части также ещё и один шутник… А надо сказать, так как Ту-16 машина стратегическая, то есть летает она долго, то и на местах экипажа есть соответствующие устройства утилизации отходов жизнедеятельности, представляющие собой шланги с раструбами, куда соответственно суётся орган и производится облегчающий процесс.

Экипаж самолёта Ан-26 снова дружно заржал, словно табун диких лошадей.

— Хорошо, что у нас такого нет… — буркнул штурман.

— Так вот в процессе проверки наш замполит залез на борт, ну и соответственно увидел эту хрень. Не нашёл ничего лучшего как спросить у шутника: «Что это за хрень?» На что получил искренний ответ: «Это система связи с пилотом, вот туда надо кричать, а потом слушать, что ответят» «Как на старых пароходах» «Точно!». Замполит выдал команду проследовать в кабину пилота и произвести проверку связного устройства. Приказы не обсуждаются, попутно собирается толпа желающих пронаблюдать это действо. И под тщательно скрываемое похрюкивание замполит начинает то кричать в раструб, то приникать к нему ухом. «Губы нужно засовывать глубже!» — посоветовал шутник, и наш экипаж не выдержал. Хохотали минут десять, а после этого шутник больше не летал с нами. Он просто исчез из жизни полка, но и замполит тоже долго не задержался, да и по слухам бросил вредную привычку лазить туда, куда не следует.

Пока командир рассказывал историю из далёкой юности, они подлетели к Киеву. Экипаж занял штатные места, командир отключил автопилот и взял управление на себя. Самолёт ощутимо тряхнуло, и снаружи снова раздался какой-то царапающий металлический звук.

— Когда же я теперь попаду в гости к деду?! — обратил на него внимание Пётр. — Хотел помочь, а завтра снова отправят куда-нибудь…

В это самое время в небольшом украинском хуторе дед Игнат закончил точить древнюю косу и, подняв голову, с тоской посмотрел в хмурое небо.

— Силы уже не те, — пожаловался он молчаливым небесам, — восемьдесят шесть годов уже…

Дети давно разъехались кто куда, и им со старухой с каждым днём всё труднее было управляться самим по обширному хозяйству.

— Одна надежда у меня на внука Петьку! — размышлял уставший дедушка. — Остальные девки, а от них никакого толка. Давно он обещал нам приехать в гости, да видать всё некогда…

По вечерам дед Игнат часто молился Богу перед старинной иконой в горнице. Для себя он ничего не просил, только повторял:

— Прости, Господи, грехи наши!

Он часто читал молитву «Отче наш». А накануне попросил для своей старухи. В курятнике сгнила и окончательно разломалась маленькая деревянная лестница и уже три дня старая жена не могла собрать там яйца.

— Вот горе-то! — пожаловался он всевышнему.

Сделать новую лестницу дед уже не мог, да и досок для этого не было. Поэтому он, глядя в небеса, от всей души попросил помощи у далёкого Бога:

— Пошли, Господи, нам новую лестницу или внука в гости!

Неожиданно раздался пронзительный свист и в огород, возле бахчи, что-то с грохотом упало с неба. Дед Игнат, отправившись поглядеть, что же там свалилось, увидел маленькую жёлтую лестницу, спокойно лежащую среди спелых арбузов. Он упал перед ней на колени и жалостливо заплакал:

— Спасибо, Господи!

Дед посмотрел наверх влажными от слёз глазами, а высоко в небе равнодушно гудел пролетающий мимо самолёт…